Прибрежье бурного Эвксима
Сыны Эллады стерегут:
Неодолима их дружина
И неподкупен Арнаут.
У караульни стройно, чинно,
Как рыцарь в повести старинной
Пред заколдованным дворцом,
С ружьем он ходит молодцом!
Его глаза всмотрелись в море,
Как соколиные, блестят,
Гуляют на его просторе —
И трепетной добыче горе
Иль смерть нежданную сулят!1 Появление русской эскадры под начальством адмирала Г.А. Спиридова у берегов Мореи в феврале 1770 г. дало мощный импульс для присоединения местного греческого населения к действиям против турок на суше и на море. Добровольцы в основном прибывали из трех географических пунктов: островов Греческого Архипелага, горных областей Мани (Пелопоннеса) и Химары (южной Албании, где традиционно проживали греки и православные албанцы). В период с 1770 по 1774 годы греки принимали участие практически во всех морских и сухопутных экспедициях русского флота в Средиземноморье. Они составили костяк так называемого Албанского войска, переселившегося в Россию
2. До начала XIX в. это подразделение еще дважды поменяет свое название, чтобы окончательно войти в историю под именем Балаклавского греческого пехотного батальона, уникального воинского формирования в составе русской армии. Просуществовав более 80 лет, вплоть до 1859 г., оно сыграло важную роль в колонизации и освоении Крыма и Кавказа.
В боевой летописи батальона, пережившего немало структурных перемен, было шесть военных кампаний, в которых принимала участия Россия в конце XVIII—XIX вв. О подвигах Балаклавского греческого батальона созданы легенды. Отличительной особенностью воинов-балаклавцев была их многофункциональность. Они хорошо зарекомендовали себя как на суше, в том числе в условиях высокогорья (Крым, Кавказ), так и на море во время проведения десантных операций. Все они были приучены с детства «к беганию по горам, к езде верхом, к пехотному и артиллерийскому действию и к различному мастерству»
3.
Созданная в батальоне система непрерывного военного обучения и даже непрерывной военной жизни, — от школы кантонистов, куда в 7—10 летнем возрасте поступали дети балаклавцев, до их зачисления на службу нижними чинами, — позволяла готовить высокопрофессиональные военные кадры. В то же время старослужащие в экстренных случаях всегда могли выставить резерв. Именно эти ветераны дали достойный отпор англичанам во время героической обороны Балаклавы осенью 1854 г. «Солдаты эти, — как впоследствии писал крымский историк Василий Кондараки, — по воспитанию стояли выше армейских офицеров нашей пехоты»
4.
Ближайшим аналогом Балаклавского греческого пехотного батальона могут считаться национальные подразделения сипаев, рекрутировавшихся англичанами в колониальной Индии, и зуавов, военнослужащих легкой пехоты во французской армии, части которой формировались в основном из жителей Северной Африки
5. Однако в отличие от сипаев и зуавов, балаклавцы не были профессиональными наемниками или просто ландскнехтами: они верой и правдой служили своей новой Родине.
Сохранились воспоминания Феодосия Ревелиоти, командира Балаклавского греческого батальона, о первых шагах становления новой боевой единицы русской армии. Они были записаны статским советником А.Я. Фабром из уст самого Ревелиоти, очевидно, между 1829 и 1831 гг. (25 июня 1829 г. Ревелиоти было присвоено звание генерал-майора, а в 1831 г. он вышел в отставку)
6. По словам Ревелиоти, греки «оставили свое Отечество, пошли под русские знамена и составили морское ополчение под названием Греческого войска, коего первым начальником был майор Константин Чапони. По окончании кампании императрица Екатерина II Высочайшим рескриптом на имя графа Орлова, данным от 28-го марта 1775 г., пригласила греков, оставшихся из ополчения, поселится в России. Она даровала им охранную грамоту, в которой утверждалась льгота от податей и повинностей на 30 лет
7. Из них часть составила Греческий пехотный полк; прочие же поселились для земледелия и промыслов в Керчи, Ениколе, Таганроге и в окрестных ими заведенных селениях под названием «албанских»; греки получали сначала и денежное пособие от казны (22,374 руб. в год), которое впоследствии времени заменено дарованием земель; военную службу несли наравне с поселенными полками, в особенности по охранению берегов Черного и Азовского моря»
8.
В 1784 г. Албанское войско полностью перевели в Крым и поселили на отведенных землях при г. Балаклаве, которую предписывалось: «...исправл, как оная есть и содержа стражу ея поселенным тут греческими войсками»
9. И.М. Муравьев-Апостол, дипломат и переводчик, посетивший Балаклаву в 1820 г., зафиксировал рассказ одного «спартанца» о том, как состоялось перемещение греков из Керчи в Балаклаву: «...посланные оттуда через Арбатскую косу к Каффе они оттуда без милосердия гнали бедных татар вдоль сего южного берега и конечно бы загнали их в море, если бы мир не настиг гонителей в Балаклаве». После вытеснения татар начался процесс переселения греков, растянувшийся на несколько лет. В августе 1779 г. по предложению князя Потемкина, занимавшего пост военного министра, Албанское войско было переформировано в Греческий полк
10.
В то же время льготы и земельные наделы не компенсировали хроническую задержку с выплатой жалования, материальное положение военнослужащих батальона и их семей граничило с нищетой. «Албанской команды военно-служители претерпевают крайнюю нужду, — жаловался в рапорте к князю Потемкину Константин Чапони, второй командир Греческого полка, в декабре 1785 г., — ... людей не прибывает, а более из команды умаляется»
11. Более того, часть греков, поселенных в Таганроге, чтобы хоть как-то прокормить себя и свои семьи, возделывали землю. Они категорически отказывались переселяться в Балаклаву до сбора урожая, требуя выплаты жалования, которое им задолжала казна с января 1784 г.
12 В свою очередь «светлейший» переадресовывал просьбы греков местным властям, рекомендуя им разобраться, «какие и в чем именно имеет войско недостатки» и принять, по возможности, меры. Но и через три месяца, к марту 1786 г. без жалования, согласно рапорту Чапони, кроме офицеров продолжали оставаться еще 44 капрала и сержанта и 190 рядовых. В этих условиях Потемкин был вынужден пойти на радикальные меры, резко сократив выплату жалования из «албанских сумм» кригс-комиссариата (интендантства) исключительно тем военнослужащим, которые служили на флотилии в Архипелаге и имели соответствующие аттестаты. «Всех прочих, кои в оном окажутся не из архипелажских греков, — указывал он, — необходимо ...исключить из той команды и обратить их в таврические поселяне»
13. Мы полагаем, что это решение повлияло на сокращение Албанского войска с 8 рот до нескольких сотен человек.
Заканчивался «золотой век» Екатерины: блистательных побед русского оружия, территориальной экспансии, просвещенного абсолютизма и провального экономического администрирования. Как и после Петра Великого, страна и армия оказались на грани финансового коллапса
14. Екатерина оставила своему преемнику огромный долг, около 200 млн. рублей, равный трем годовым бюджетам, и постоянный дефицит госбюджета — проблема, с которой не мог справиться и Павел I
15.
Греки в условиях хронической задержки с выплатой жалования были вынуждены самостоятельно добывать себе пропитание, занимаясь торговлей и землепашеством.
В Санкт-Петербурге с раздражением отмечали, что батальон «не отправляет никакой службы, а составляющие оный большей частию разъезжают по городам для своих промыслов»
16.
Только к началу правления императора Павла I жизнь Греческого полка вошла в нормальное русло. В результате реформ Павла, отличавшегося страстью к «мелкостям» военной службы и бюрократии, были заложены организационно-правовые основы функционирования Балаклавского батальона. 30 января 1797 г., буквально через полтора месяца после восшествия нового императора на престол, вышел именной указ, в котором впервые прозвучало название «греческий батальон»
17. А уже 13 апреля этого же года полк был приведен в трех-ротный состав (всего 346 человек: по 100 рядовых на каждую роту и по 10 унтер-офицеров) и под названием Греческого пехотного батальона подчинен Государственной военной коллегии (как тогда называлось военное министерство). Этим же указом была официально утверждена и форма батальона, просуществовавшая до 1830 г.: «Мундиры всем чинам иметь собственные, цвета зеленые с красным, по апробированному образцу, вооружение же и амуницию такие, какие по их обычаю употребляются также, собственные».
Для ежегодного содержания офицеров и рядовых из казны была определена сумма в размере 14 571,30 руб. При этом командиру батальона полагалось жалование в размере 460 руб., офицерам — от 200 до 340 руб., унтер-офицерам — 57,60 руб., нижним чинам — 28.80 руб. Дополнительные 16 132,97 руб. предназначались для обеспечения батальона медикаментами, бумагой и сургучом «для подачи рапортов и производства дел», а также для закупки провианта «в натуре» — муки и крупы
18.
Осенью 1797 г. последовал следующий указ, согласно которому «денежное и хлебное жалование долженствуют получать только те, кои настоящую службу исправлять будут, и в оной действительно останутся». Этим же рескриптом балаклавцам были выделены земельные наделы «по берегу моря в пристойных местах»
19. С этого времени за батальоном закрепилось называние Балаклавский. Оно не было утверждено официально, а являлось данью традиции, по которой русским полкам присваивались название либо по месту их формирования, либо дислокации.
С начала XIX в. Балаклавский греческий пехотный батальон и его аналог из Южной Пальмиры — Одесский греческий батальон, участвовали в событиях очередной Русско-турецкой войны, ведшейся с небольшими перерывами с 1806 по 1812 гг. Вопреки мнению ряда современных авторов (Кибовский, Леонов
20), утверждающих, что Балаклавский батальон был задействован «во всех десантных операциях Русско-турецкой войны», действия греков носили эпизодический характер и не могли оказать сколь-нибудь существенного влияния на ход военной кампании
21.
Этот вывод не сложно проверить, сопоставив работы дореволюционных историков, в которых подробно описаны сражения, проходившие на Дунае и Кавказе: А.Н. Петрова, А.М. Михайловского-Данилевского, Д.П. Бутурлина и П.И. Савваитова
22. Так, в капитальном труде крупного русского военного историка Андрея Петрова «Война России с Турцией 1806—12 гг.», составленном им в период работы библиотекарем Генерального штаба, содержится огромный фактический материал военно-ученого архива. Петров скрупулезно привел в книге данные обо всех войсковых подразделениях, когда-либо принимавших участие в морских десантных операциях во время этой кампании. Греки среди них отсутствуют. Единственным исключением явился краткий эпизод осенью 1810 г., связанный с походом Черноморского флота к анатолийским берегам.
Ради объективности мы не можем не упомянуть, что другой военный историк — Михайловский-Данилевский — включил некий «батальон греческих полков» в список военных частей, принимавших участие весною 1807 г. в экспедиции черноморской эскадры под начальством контр-адмирала С.А. Пустошкина к турецкой крепости Анапе»
23. Тем не менее, эта информация не нашла документального подтверждения в ходе изучения формулярных и именных списков офицеров, унтер-офицеров и рядовых Балаклавского греческого пехотного батальона за 1812—1813 гг., отложившихся в Российском военно-историческом архиве в фонде № 489. В них, в графе «во время службы находился в походах и делах против неприятеля, где и когда был», четко фиксировалось участие военнослужащих в боевых действиях. Чаще всего в подобной колонке попадается типовая запись: «789, 790 и 791 на флоте Черноморском в кампаниях и сражениях были». Только в пяти случаях из почти 394 человек нами были выявлены локальные свидетельства об их участи в военных действиях более раннего периода.
Например, в формулярном списке унтер-офицера Ивана Михайлова сына Марио, 32 лет, указано, что он был в «809 на флоте Черноморском при взятии города Анапа и при атаке города Платана и Трапезонта, 810 — при анатолийских берегах» (л. 93)
24. Второй — рядовой Афендило Данило, который в «809 при флоте и сражениях при анатолийских берегах был»
25. Приблизительно в такой же редакции, — «809 на флоте Черноморском в кампаниях и сражениях был», — мы находим аналогичные записи в формулярных делах Панаюти Георгиева сын Цагули, 45 лет
26, Михайлы Маноилова сына Маноиди, 33 лет
27, Дмитрия Дмитриева сын Афинео, 40 лет и Лазаря Анастасиева сына Димитрия, 32 лет
28.
Эти записи, на наш взгляд, скорее исключение из правил, чем подтверждение факта участия всего батальона в боевых действиях в 1806—1809 гг. Что же касается данных военнослужащих, то вполне вероятно, что они могли привлекаться в качестве «охотников» или переводчиков, прикомандированных к другим частям. Наша версия подтверждается записью в формулярном деле подпоручика Аргирия Евстафьева сына Цакни, который в 1807 г., когда флот «следовал для взятия крепости Анапа», был послан «от бригадного начальника по секретной экспедиции, которую исполнил исправно»
29. Соответственно, отпадает предположение, высказанное В.Х. Казиным в хронологическом сборнике «Казачьи войска», о том, что «Балаклавский Греческий батальон имел Георгиевское знамя, вероятно, за взятие Анапы 1807»
30.
Все же «понюхать пороху» балаклавцам в Русско-турецкую войну довелось. Но далеко не всем. В сентябре 1810 г. два обер-офицера и 33 пехотинца Балаклавского батальона (1/10 численности всего подразделения) под руководством своего командира Феодосия Ревелиоти, начавшего свою службу еще в 1787 г. во флотилии знаменитого екатерининского корсара Ламбро Качиони, были включены в общий состав десантной группы генерал-майора С.Г. Гангеблова
31. В нее, помимо греков, входили два батальона Эстляндского, два 12-го и один 4-го егерских полков, а также 200 пеших казаков и полурота легкой артиллерии.
Флот с десантом вышел из Севастополя 28 сентября 1810 г. по направлению к Трапезунду. Эта военно-морская операция чуть было не закончилась полным провалом, который Михайловский-Данилевский деликатно назвал «безуспешным покушением на Трабизонд». Ревелиоти при огневой поддержке с двух фрегатов смог высадиться на берег в Платанской гавани, неподалеку от Трапезунда, и с боем овладеть турецкой батареей. Турки окружили десант, отрезав его от берега, не дав высадить подкрепление: «Тогда Ревелиоти ударил в штыки и проложил к себе путь к судам, потеряв при этом 87 человек, убитыми, ранеными и взятыми в плен»
32.
В формулярном списке Ф. Ревелиоти, составленным с его слов и подписанным им лично, это сражение описано следующим образом: «Октября 17-го дня отправился с препорученным отрядом для десанта гребными судами на анатольский берег к Платану, где с всевозможною поспешностию сошедши на берег выгнал неприятеля из закрытых кустарниками скрытных ложементов, и, поражая оного, невзирая на превосходную силу коего было более четырех тысяч человек, напал на неприятельскую батарею из трех пушек состоящую, сбил с оной неприятеля. При нападении (на) оную, заклепав пушки, при взятии которой батареи ранен двумя пулями в правый бок и одною в правую руку, потом возвратившись с флотом в Севастополь 29-го Октября и прибыл к батальону»
33.
Малозначительную роль в Русско-турецкой войне, несмотря на храбрость отдельных солдат и офицеров, сыграли и греки Одесского батальона. В 1807 г. батальон, насчитывавший в то время только 165 нижних чинов, что соответствовало численности всего лишь роты армейского пехотного батальона, под командованием майора Константина Патераки отправился в Бессарабию
34. В составе отряда Ланжерона греки сражались у Туртукая и на острове Четал, где были «почти ежедневно с неприятелем в перепалках». В 1807 г. Одесский батальон был помещен в крепости Килия на флотилию из 5-ти военных кирлашей и принимал участие в штурме Измаила. С 1810 по 1812 гг. чины батальона находились на флотилии при Галаце, содержа брандвахтенные посты, прикрывавшие килийское устье Дуная
35. Таким образом, встает вопрос о пересмотре и адекватной переоценке роли греков в этих событиях, не умаляя при этом их реальных военных заслуг.
Анализ всех вышеприведенных фактов, убеждает нас в том, что Балаклавский батальон в период Русско-турецкой войны 1806—1812 гг. и последующие десятилетия в основном использовался для карантинно-пограничной охраны и обеспечения тыла южных рубежей империи. Эта задача представлялась военному и гражданскому руководству Новороссии более значимой и актуальной, чем участие малочисленного греческого подразделения в морских десантах и крупномасштабных сухопутных операциях. Рапорты и отчеты Феодосия Ревелиоти, руководившего батальоном с 1809 по 1831 гг., подтверждают правильность нашей гипотезы.
В 1830 г. Ревелиоти составил обстоятельное письмо на имя царя, изложив в нем все наиболее значимые события своей долгой военной карьеры. По его словам, в «1807 году во время бывших в Крыму военно-политических обстоятельств употреблялся в оные по препорученности адмирала маркиза Детраверси и сверх того имел в распоряжении своем все по Южному берегу Черного моря от Севастополя до города Феодосии кордоны и посты»
36. Действительно, с самого начала войны, управляющей Херсонской губернией, генерал-лейтенант Дюк Ришелье был серьезно обеспокоен охраной Черноморского побережья на случай возможного вторжения турок. В своем рапорте № 64 от 6 января 1807 г. на имя военного министра, он представил свои соображения, указывая, что при малочисленности Черноморского флота, насчитывавшего всего 7 кораблей с небольшим числом фрегатов (большая часть флота была направлена в Средиземное море), необходимо обеспечить оборону Крыма при помощи сухопутных войск.
В итоге по проекту генерала от инфантерии А.С. Феньша
37 было решено «иметь в общем сборе, отряд из 5000 человек для быстрого его передвижения к тому пункту, где окажется надобность». В состав подвижного отряда входили Эстляндский мушкетерский полк, 2 батальона Полтавского, по одному батальону 22 и 12 егерских полков и 6 гарнизонных батальонов, включая Балаклавский греческий пехотный батальон. Отряд, разделенный на две части, был размещен в Карасубазаре, рядом с административным центром управления Крыма Симферополем. Выбор Симферополя был продиктован не только потому, что в нем находились «значительные казенные суммы», а потому, что из него можно было оперативно, «в два перехода попасть к любому пункту на южном берегу Крыма или к Севастополю», чтобы соединиться с местными войсками, надзиравшими за береговой линией
38. Размещенные по кордонам, греки несли гарнизонную службу, выделяя в дневное и ночное время суток отдельные команды для караулов, разъездов для подвижного осмотра местности, расставляли секретные дозоры. Даже такой скептик как военный министр, генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай де Толли, в феврале 1810 г. отмечал, что «греки, содержа кордонную стражу, могут с лучшею пользою употреблены на другие предметы, более им сродные и приличные»
39.
Кроме гарнизонной службы, балаклавцы занимались и сугубо мирным ремеслом — «они время от времени, среди скал южного берега строили лодки и суда, для прибрежного плавания способные, до сих пор именующиеся «балаклавскими». В 1811 г. предприимчивый Ф. Ревелиоти обратился к губернатору края Ришелье с дозволением «людям сего войска заниматься кораблестроением, мореходством и торговлей», как ремеслом, к которому «они издавна охочи, подобно прочим их Архипелажским единоземцам»
40. Герцог, стимулировавший развитие «российского судостроительства», не только дал свое согласие, но и просил «поощрять между греками столь полезные предприятия»
41. Есть косвенные сведения, что помимо строительства судов и рыболовства балаклавские греки, в свободное от службы время, промышляли и каботажным мореходством, перевозя различные грузы между портами Черного и Азовских морей
42. Нередко им приходилось выступать и в роли спасателей судов, терпящих бедствии в прибрежных водах: «быстро в лодках по водам они летают здесь и там, как эллины Архипелага не сводят с моря зорких глаз — и погибавшим много раз была спасеньем их отвага»
43.
Устройство домов и сам быт поселян, очевидно, воспроизводил типичную среду обитания их греческих предков, выходцев с островов Архипелага и Мореи. Прямо в открытых лавках готовили пищу и продавали нехитрую снедь. В городе было чуть больше 20 лавок, исключенных от оброка с тем, чтобы доход от их коммерческой деятельности поступал на «общественные городские надобности»
46. Стоит отметить, что в начале XIX в. это был второй город в Российской империи, после Мариуполя, где население говорило исключительно на греческом языке. Балаклава, а также окрестные селения управлялись батальонным командиром Ф. Ревелиоти, отличавшегося отменным гостеприимством
47. «Вот я нахожусь теперь у заслуженного, израненного
48 начальника Балаклавы и Греческого батальона Ревелиотиса, как у себя дома; и точно так, сказывают, он всех заезжающих у себя принимает; рад служить всем, что имеет; и вся семья его старается как бы лучше угодить и чем бы лучше угостить», — так передавал свои впечатления от знакомства с Ревелиоти и его семейством Иван Муравьев-Апостол. Столичный гость оставил следующее описания дома Ревелиоти: «Чистенький веселый домик его стоит на конце города, на восточном берегу узкоустой гавани, которая будучи стеснена между двух высоких гор, сходствует более с рекою, чем с заливом морским». С южной стороны дома Ревелиоти, по словам Муравьева-Апостола, открывался изумительный вид на Генузскую башню.
В том же году еще один путешественник из Петербурга, писатель Гавриил Гераков (
Гераки) посетил Крым, где остановился у Феодосия Ревелиоти, своего давнего знакомого. Еще в 1800 г. Ревелиоти, находясь по делам в столице, нередко бывал у Геракова, своего земляка, воспитанника гимназии для чужестранных единоверцев в Петербурге. В разговоре с хозяином дома Гераков затронул чувствительную тему освобождения исторической родины. Ревелиоти, по словам, Геракова, со вздохом отвечал, «все будет по-старому в Греции; только бы российский монарх восхотел двинуть часть войск своих против агарян, и мы бы увидели вскоре возродившихся Сократов, Периклов, Эпаминодов — слезы, катящиеся из огненных очей его, воспрещали продолжать — мы обнялись — и пошли обедать»
49. Это была настоящая греческая традиционная кухня: «суп
еварлакия, яхни, долмадес, кефте, ангинарес, псито, кюлпасти, егурти. Товарищу моему, — как отмечал Гераков, — почти воспитанному в чужих краях и на французской кухне возросшему, понравились греческие кушанья. Фрукты и вина, все не купленное, а домашнее, и все очень хорошее»
50. Гостей угощала жена Ревелиоти, «женщина умная, из фамилии Клендо».
Чистотой и уютом отличались дома и простых солдат батальона. Олимпиада Шишкина, посетившая Балаклаву спустя 20 лет, в 1845 г., проведала жилище двух отставных солдат, чье время службы пришлось как раз на первую четверть XIX в. Ветераны батальона жили вчетвером на маленьком дворике: «у каждого особое крыльцо, около которого, по связанным веревками кольями, вьется виноград со множеством плода, теперь еще зеленого; прелестное убежище от жары, какого в наших краях не может иметь ни один богач. В верхних горницах нет потолка; прямо кровля, как и стены, хорошо выбелены; вообще все очень чисто, хотя пол и земляной. Лучшее убранство образа, пред которыми горят лампады». Шишкина отмечала демократичность балаклавских греков, набожность, что «облагораживала их движения», простоту и, одновременно, изысканность их пищи, состоящей в основном из рыбы и овощей.
Еще одной традицией балаклавцев было бережное отношение к оружию, передававшемуся из рук в руки на протяжении нескольких поколений. В 1820 г. Муравьев-Апостол описывал часового Балаклавского батальона с «длинным албанским ружьем в руках, с таковыми же саблею и висящим подле нее пистолетом». Эти же «албанские ружья», четверть века спустя, заметила Олимпиада Шишкина: «после обеда, услужливый хозяин позвал унтер-офицера Греческого батальона в полном вооружении, которое они должны иметь собственное. За плечами у него был в сумке турецкий пистолет, доставшийся от прадеда вместе с саблею, украшенною серебряною чеканкою, и он держал албанское ружье, длиннее русских, и не одинаковое с солдатскими».
Новые перемены в устройстве жизни балаклавцев произошли в 1810 г.: батальон был переведен в разряд военного поселения, особой административной единицы, подчинявшейся гражданским и военным властям. Этому решению предшествовал непростой этап аппаратной борьбы. Министр военно-сухопутных сил М.Б. Барклай де Толли, категорически настаивавший на ликвидации батальонов или их переподчинению МВД, был вынужден уступить под давлением влиятельного генерал-губернатора Новороссии герцога Ришелье
51, чью позицию в конечном итоге поддержал царь
52. На заседании Комитета министров 9 ноября 1810 г. статс-секретарь Александра I П.С. Молчанов объявил окончательную волю государя: «чтобы означенные греческие батальоны не были исключаемы из военного ведомства, но были обращены в военные поселяне»
53.
В 1779 году для Греческого пехотного полка были построены: 1 белое и 9 зеленых знамен, с изображениями: на одной стороне — золотого вензеля Императрицы, в зеленом венке, перевязанном, внизу, фиолетовою лентою, с надписью, золотыми буквами: «За Веру и Вольность», а на другой — золотого креста, окруженного серебряным сиянием, в виде двенадцатиконечной продолговатой звезды. В нижней половине сего сияния изображена золотом греческая надпись, одного содержания с предыдущею русскою, а выше ее поставлены четыре литеры: I. Н. Ц. I, имеющая значение (Иисус Назарянин, Царь Иудейский). Ширина знамен, по древку, и длина — 1 арш. 11 вершк.; древки темно-красные; кисти золотые; копья вызолоченные, с двуглавым орлом, в средине Начало Русско-французской войны не принесло существенных изменений в деятельность греческого батальона, продолжавшего выполнять те же пограничные функции. В 1812 г. греки содержали кордоны по побережью Крымского полуострова — от города Севастополя до деревни Алушта на расстоянии 220 верст. По решению властей Таврической губернии, «некоторым нижним чинам» было позволено проживать в городах, однако все они, согласно донесениям своего начальства, умудрялись отбывать службу и содержать кордоны по южному берегу Крыма. Согласно месячному строевому рапорту командира батальона майора Ф. Ревелиоти от 1 февраля 1812 г., в нем, «на лицо», числились 6 штаб-офицеров, 42 обер-офицера, 88 унтер-офицеров и 297 рядовых нижних чинов (4 были отнесены в разряд «нестроевых»
54.
Структурно батальон состоял из трех рот, насчитывавших в среднем по 100 рядовых (рота «подполковничья», рота «вакантная» и рота «Васильева»). Первой командовал сам Феодосий Ревелиоти, второй — штабс-капитан Феофил Курчили, «из беломорских греков», третьей — поручик Христофор Васильев, уроженец «острова Мореи». Военнослужащие батальона располагали собственным «оружием разных калибров», а на каждого десятого человека полагалась «подъемная лошадь» для перевоза тяжестей, запасной провиант состоял из сухарей. Порох для учебных стрельб батальон получал от ахтырских артиллерийских гарнизонных рот.
Приведем краткие характеристики старших офицеров батальона. Его командир Федосий Ревелиоти, «из дворян Мореи», родился в 1766 г. в г. Триполица, историческом центре Пелопонесса. Осенью 1787 г. он поступил на русскую службу прапорщиком на знаменитое судно «Минерва» гребной флотилии, которой командовал полковник Ламбро Качони. В 1797 г. Ревелиоти был переведен в Балаклавский греческий пехотный батальон с «награждением капитанским чином», а с ноября 1809 г., после увольнения в отставку предыдущего командира, майора Христо Кирико
55, возглавил его.
Вторым по значимости среди обер-офицеров батальона значился капитан Иван Павлов сын Мина, 45 лет, «из греческих дворян города Загора». Поручиком в апреле 1789 г. он был зачислен на Средиземноморскую эскадру подполковника Ламбро Качиони, затем почти два десятилетия прослужил в Одесском греческом пехотном батальоне. В 1807 г. Мина участвовал в сражениях в Молдавии и Бессарабии, а с ноября 1807 г. по февраль 1809 г. командовал 9 лодками флотилии Галацкого отряда. В мае 1812 г. он был переведен в Балаклавский батальон
56.
Следующим по старшинству был командир роты, штабс-капитан Феофил Александров сын Курчили, 54 лет, «из беломорских греков»
57. По Высочайшему приказу он был определен поручиком в 3 Чугуевский полк, в 1788 г. Курчили принимал участии в сражениях против Оттоманской Порты в Средиземноморье под командованием генерала-майора В.С. Томары. В 1799 г. по «высочайшему повелению отставлен от службы штабс-ротмистром», а в 1801 г. переведен в Балаклавский батальон.