Book design is the art of incorporating the content, style, format, design, and sequence of the various components of a book into a coherent whole. In the words of Jan Tschichold, book design, "methods and rules upon which it is impossible to improve, have been developed over centuries. To produce perfect books, these rules have to be brought back to life and applied."

К античным сюжетам обращались Дмитрий Сергеевич Мережковский («Юлиан Отступник»), Леонид Андреев (пьесы «Похищение сабинянок» и «Конь в сенате»). По мнению зачинателя отечественного антиковедения Михаила Семёновича Куторги (1809—1889) «ни одно начало не произвело на русскую народность такого сильного влияния и не проникло так глубоко, как начало эллинское», почему он «указывал и постоянно выставлял необходимость изучения древней Греции, вернее говоря, эллинства, для знания нашей собственной русской народности». Академик Август Карлович Наук (1822—1892) считал, что «кроме новых греков, нет другого народа, более связанного своими историческими судьбами с древними эллинами, как народ русский».

Прибрежье бурного Эвксима
Сыны Эллады стерегут:
Неодолима их дружина
И неподкупен Арнаут.
У караульни стройно, чинно,
Как рыцарь в повести старинной
Пред заколдованным дворцом,
С ружьем он ходит молодцом!
Его глаза всмотрелись в море,
Как соколиные, блестят,
Гуляют на его просторе —
И трепетной добыче горе
Иль смерть нежданную сулят!¹
Появление русской эскадры под начальством адмирала Г.А. Спиридова у берегов Мореи в феврале 1770 г. дало мощный импульс для присоединения местного греческого населения к действиям против турок на суше и на море. Добровольцы в основном прибывали из трех географических пунктов: островов Греческого Архипелага, горных областей Мани (Пелопоннеса) и Химары (южной Албании, где традиционно проживали греки и православные албанцы). В период с 1770 по 1774 годы греки принимали участие практически во всех морских и сухопутных экспедициях русского флота в Средиземноморье. Они составили костяк так называемого Албанского войска, переселившегося в Россию². До начала XIX в. это подразделение еще дважды поменяет свое название, чтобы окончательно войти в историю под именем Балаклавского греческого пехотного батальона, уникального воинского формирования в составе русской армии. Просуществовав более 80 лет, вплоть до 1859 г., оно сыграло важную роль в колонизации и освоении Крыма и Кавказа.

В боевой летописи батальона, пережившего немало структурных перемен, было шесть военных кампаний, в которых принимала участия Россия в конце XVIII—XIX вв. О подвигах Балаклавского греческого батальона созданы легенды. Отличительной особенностью воинов-балаклавцев была их многофункциональность. Они хорошо зарекомендовали себя как на суше, в том числе в условиях высокогорья (Крым, Кавказ), так и на море во время проведения десантных операций. Все они были приучены с детства «к беганию по горам, к езде верхом, к пехотному и артиллерийскому действию и к различному мастерству»³.

Созданная в батальоне система непрерывного военного обучения и даже непрерывной военной жизни, — от школы кантонистов, куда в 7—10 летнем возрасте поступали дети балаклавцев, до их зачисления на службу нижними чинами, — позволяла готовить высокопрофессиональные военные кадры. В то же время старослужащие в экстренных случаях всегда могли выставить резерв. Именно эти ветераны дали достойный отпор англичанам во время героической обороны Балаклавы осенью 1854 г. «Солдаты эти, — как впоследствии писал крымский историк Василий Кондараки, — по воспитанию стояли выше армейских офицеров нашей пехоты»⁴.

Ближайшим аналогом Балаклавского греческого пехотного батальона могут считаться национальные подразделения сипаев, рекрутировавшихся англичанами в колониальной Индии, и зуавов, военнослужащих легкой пехоты во французской армии, части которой формировались в основном из жителей Северной Африки⁵. Однако в отличие от сипаев и зуавов, балаклавцы не были профессиональными наемниками или просто ландскнехтами: они верой и правдой служили своей новой Родине.

Сохранились воспоминания Феодосия Ревелиоти, командира Балаклавского греческого батальона, о первых шагах становления новой боевой единицы русской армии. Они были записаны статским советником А.Я. Фабром из уст самого Ревелиоти, очевидно, между 1829 и 1831 гг. (25 июня 1829 г. Ревелиоти было присвоено звание генерал-майора, а в 1831 г. он вышел в отставку)⁶. По словам Ревелиоти, греки «оставили свое Отечество, пошли под русские знамена и составили морское ополчение под названием Греческого войска, коего первым начальником был майор Константин Чапони. По окончании кампании императрица Екатерина II Высочайшим рескриптом на имя графа Орлова, данным от 28-го марта 1775 г., пригласила греков, оставшихся из ополчения, поселится в России. Она даровала им охранную грамоту, в которой утверждалась льгота от податей и повинностей на 30 лет⁷. Из них часть составила Греческий пехотный полк; прочие же поселились для земледелия и промыслов в Керчи, Ениколе, Таганроге и в окрестных ими заведенных селениях под названием «албанских»; греки получали сначала и денежное пособие от казны (22,374 руб. в год), которое впоследствии времени заменено дарованием земель; военную службу несли наравне с поселенными полками, в особенности по охранению берегов Черного и Азовского моря»⁸.

В 1784 г. Албанское войско полностью перевели в Крым и поселили на отведенных землях при г. Балаклаве, которую предписывалось: «...исправл, как оная есть и содержа стражу ея поселенным тут греческими войсками»⁹. И.М. Муравьев-Апостол, дипломат и переводчик, посетивший Балаклаву в 1820 г., зафиксировал рассказ одного «спартанца» о том, как состоялось перемещение греков из Керчи в Балаклаву: «...посланные оттуда через Арбатскую косу к Каффе они оттуда без милосердия гнали бедных татар вдоль сего южного берега и конечно бы загнали их в море, если бы мир не настиг гонителей в Балаклаве». После вытеснения татар начался процесс переселения греков, растянувшийся на несколько лет. В августе 1779 г. по предложению князя Потемкина, занимавшего пост военного министра, Албанское войско было переформировано в Греческий полк¹⁰.

В то же время льготы и земельные наделы не компенсировали хроническую задержку с выплатой жалования, материальное положение военнослужащих батальона и их семей граничило с нищетой. «Албанской команды военно-служители претерпевают крайнюю нужду, — жаловался в рапорте к князю Потемкину Константин Чапони, второй командир Греческого полка, в декабре 1785 г., — ... людей не прибывает, а более из команды умаляется»¹¹. Более того, часть греков, поселенных в Таганроге, чтобы хоть как-то прокормить себя и свои семьи, возделывали землю. Они категорически отказывались переселяться в Балаклаву до сбора урожая, требуя выплаты жалования, которое им задолжала казна с января 1784 г.¹²

В свою очередь «светлейший» переадресовывал просьбы греков местным властям, рекомендуя им разобраться, «какие и в чем именно имеет войско недостатки» и принять, по возможности, меры. Но и через три месяца, к марту 1786 г. без жалования, согласно рапорту Чапони, кроме офицеров продолжали оставаться еще 44 капрала и сержанта и 190 рядовых. В этих условиях Потемкин был вынужден пойти на радикальные меры, резко сократив выплату жалования из «албанских сумм» кригс-комиссариата (интендантства) исключительно тем военнослужащим, которые служили на флотилии в Архипелаге и имели соответствующие аттестаты. «Всех прочих, кои в оном окажутся не из архипелажских греков, — указывал он, — необходимо ...исключить из той команды и обратить их в таврические поселяне»¹³. Мы полагаем, что это решение повлияло на сокращение Албанского войска с 8 рот до нескольких сотен человек.

Заканчивался «золотой век» Екатерины: блистательных побед русского оружия, территориальной экспансии, просвещенного абсолютизма и провального экономического администрирования. Как и после Петра Великого, страна и армия оказались на грани финансового коллапса¹⁴. Екатерина оставила своему преемнику огромный долг, около 200 млн. рублей, равный трем годовым бюджетам, и постоянный дефицит госбюджета — проблема, с которой не мог справиться и Павел I¹⁵.

Греки в условиях хронической задержки с выплатой жалования были вынуждены самостоятельно добывать себе пропитание, занимаясь торговлей и землепашеством.

В Санкт-Петербурге с раздражением отмечали, что батальон «не отправляет никакой службы, а составляющие оный большей частию разъезжают по городам для своих промыслов»¹⁶.

Только к началу правления императора Павла I жизнь Греческого полка вошла в нормальное русло. В результате реформ Павла, отличавшегося страстью к «мелкостям» военной службы и бюрократии, были заложены организационно-правовые основы функционирования Балаклавского батальона. 30 января 1797 г., буквально через полтора месяца после восшествия нового императора на престол, вышел именной указ, в котором впервые прозвучало название «греческий батальон»¹⁷. А уже 13 апреля этого же года полк был приведен в трех-ротный состав (всего 346 человек: по 100 рядовых на каждую роту и по 10 унтер-офицеров) и под названием Греческого пехотного батальона подчинен Государственной военной коллегии (как тогда называлось военное министерство). Этим же указом была официально утверждена и форма батальона, просуществовавшая до 1830 г.: «Мундиры всем чинам иметь собственные, цвета зеленые с красным, по апробированному образцу, вооружение же и амуницию такие, какие по их обычаю употребляются также, собственные».

Для ежегодного содержания офицеров и рядовых из казны была определена сумма в размере 14 571,30 руб. При этом командиру батальона полагалось жалование в размере 460 руб., офицерам — от 200 до 340 руб., унтер-офицерам — 57,60 руб., нижним чинам — 28.80 руб. Дополнительные 16 132,97 руб. предназначались для обеспечения батальона медикаментами, бумагой и сургучом «для подачи рапортов и производства дел», а также для закупки провианта «в натуре» — муки и крупы¹⁸.

Осенью 1797 г. последовал следующий указ, согласно которому «денежное и хлебное жалование долженствуют получать только те, кои настоящую службу исправлять будут, и в оной действительно останутся». Этим же рескриптом балаклавцам были выделены земельные наделы «по берегу моря в пристойных местах»¹⁹. С этого времени за батальоном закрепилось называние Балаклавский. Оно не было утверждено официально, а являлось данью традиции, по которой русским полкам присваивались название либо по месту их формирования, либо дислокации.

С начала XIX в. Балаклавский греческий пехотный батальон и его аналог из Южной Пальмиры — Одесский греческий батальон, участвовали в событиях очередной Русско-турецкой войны, ведшейся с небольшими перерывами с 1806 по 1812 гг. Вопреки мнению ряда современных авторов (Кибовский, Леонов²⁰), утверждающих, что Балаклавский батальон был задействован «во всех десантных операциях Русско-турецкой войны», действия греков носили эпизодический характер и не могли оказать сколь-нибудь существенного влияния на ход военной кампании²¹.

Этот вывод не сложно проверить, сопоставив работы дореволюционных историков, в которых подробно описаны сражения, проходившие на Дунае и Кавказе: А.Н. Петрова, А.М. Михайловского-Данилевского, Д.П. Бутурлина и П.И. Савваитова²². Так, в капитальном труде крупного русского военного историка Андрея Петрова «Война России с Турцией 1806—12 гг.», составленном им в период работы библиотекарем Генерального штаба, содержится огромный фактический материал военно-ученого архива. Петров скрупулезно привел в книге данные обо всех войсковых подразделениях, когда-либо принимавших участие в морских десантных операциях во время этой кампании. Греки среди них отсутствуют. Единственным исключением явился краткий эпизод осенью 1810 г., связанный с походом Черноморского флота к анатолийским берегам.

Ради объективности мы не можем не упомянуть, что другой военный историк — Михайловский-Данилевский — включил некий «батальон греческих полков» в список военных частей, принимавших участие весною 1807 г. в экспедиции черноморской эскадры под начальством контр-адмирала С.А. Пустошкина к турецкой крепости Анапе»²³. Тем не менее, эта информация не нашла документального подтверждения в ходе изучения формулярных и именных списков офицеров, унтер-офицеров и рядовых Балаклавского греческого пехотного батальона за 1812—1813 гг., отложившихся в Российском военно-историческом архиве в фонде № 489. В них, в графе «во время службы находился в походах и делах против неприятеля, где и когда был», четко фиксировалось участие военнослужащих в боевых действиях. Чаще всего в подобной колонке попадается типовая запись: «789, 790 и 791 на флоте Черноморском в кампаниях и сражениях были». Только в пяти случаях из почти 394 человек нами были выявлены локальные свидетельства об их участи в военных действиях более раннего периода.

Например, в формулярном списке унтер-офицера Ивана Михайлова сына Марио, 32 лет, указано, что он был в «809 на флоте Черноморском при взятии города Анапа и при атаке города Платана и Трапезонта, 810 — при анатолийских берегах» (л. 93)²⁴. Второй — рядовой Афендило Данило, который в «809 при флоте и сражениях при анатолийских берегах был»²⁵. Приблизительно в такой же редакции, — «809 на флоте Черноморском в кампаниях и сражениях был», — мы находим аналогичные записи в формулярных делах Панаюти Георгиева сын Цагули, 45 лет²⁶, Михайлы Маноилова сына Маноиди, 33 лет²⁷, Дмитрия Дмитриева сын Афинео, 40 лет и Лазаря Анастасиева сына Димитрия, 32 лет²⁸.

Эти записи, на наш взгляд, скорее исключение из правил, чем подтверждение факта участия всего батальона в боевых действиях в 1806—1809 гг. Что же касается данных военнослужащих, то вполне вероятно, что они могли привлекаться в качестве «охотников» или переводчиков, прикомандированных к другим частям. Наша версия подтверждается записью в формулярном деле подпоручика Аргирия Евстафьева сына Цакни, который в 1807 г., когда флот «следовал для взятия крепости Анапа», был послан «от бригадного начальника по секретной экспедиции, которую исполнил исправно»²⁹. Соответственно, отпадает предположение, высказанное В.Х. Казиным в хронологическом сборнике «Казачьи войска», о том, что «Балаклавский Греческий батальон имел Георгиевское знамя, вероятно, за взятие Анапы 1807»³⁰.

Все же «понюхать пороху» балаклавцам в Русско-турецкую войну довелось. Но далеко не всем. В сентябре 1810 г. два обер-офицера и 33 пехотинца Балаклавского батальона (1/10 численности всего подразделения) под руководством своего командира Феодосия Ревелиоти, начавшего свою службу еще в 1787 г. во флотилии знаменитого екатерининского корсара Ламбро Качиони, были включены в общий состав десантной группы генерал-майора С.Г. Гангеблова³¹. В нее, помимо греков, входили два батальона Эстляндского, два 12-го и один 4-го егерских полков, а также 200 пеших казаков и полурота легкой артиллерии.

Флот с десантом вышел из Севастополя 28 сентября 1810 г. по направлению к Трапезунду. Эта военно-морская операция чуть было не закончилась полным провалом, который Михайловский-Данилевский деликатно назвал «безуспешным покушением на Трабизонд». Ревелиоти при огневой поддержке с двух фрегатов смог высадиться на берег в Платанской гавани, неподалеку от Трапезунда, и с боем овладеть турецкой батареей. Турки окружили десант, отрезав его от берега, не дав высадить подкрепление: «Тогда Ревелиоти ударил в штыки и проложил к себе путь к судам, потеряв при этом 87 человек, убитыми, ранеными и взятыми в плен»³².

В формулярном списке Ф. Ревелиоти, составленным с его слов и подписанным им лично, это сражение описано следующим образом: «Октября 17-го дня отправился с препорученным отрядом для десанта гребными судами на анатольский берег к Платану, где с всевозможною поспешностию сошедши на берег выгнал неприятеля из закрытых кустарниками скрытных ложементов, и, поражая оного, невзирая на превосходную силу коего было более четырех тысяч человек, напал на неприятельскую батарею из трех пушек состоящую, сбил с оной неприятеля. При нападении (на) оную, заклепав пушки, при взятии которой батареи ранен двумя пулями в правый бок и одною в правую руку, потом возвратившись с флотом в Севастополь 29-го Октября и прибыл к батальону»³³.

Малозначительную роль в Русско-турецкой войне, несмотря на храбрость отдельных солдат и офицеров, сыграли и греки Одесского батальона. В 1807 г. батальон, насчитывавший в то время только 165 нижних чинов, что соответствовало численности всего лишь роты армейского пехотного батальона, под командованием майора Константина Патераки отправился в Бессарабию³⁴. В составе отряда Ланжерона греки сражались у Туртукая и на острове Четал, где были «почти ежедневно с неприятелем в перепалках». В 1807 г. Одесский батальон был помещен в крепости Килия на флотилию из 5-ти военных кирлашей и принимал участие в штурме Измаила. С 1810 по 1812 гг. чины батальона находились на флотилии при Галаце, содержа брандвахтенные посты, прикрывавшие килийское устье Дуная³⁵. Таким образом, встает вопрос о пересмотре и адекватной переоценке роли греков в этих событиях, не умаляя при этом их реальных военных заслуг.

Анализ всех вышеприведенных фактов, убеждает нас в том, что Балаклавский батальон в период Русско-турецкой войны 1806—1812 гг. и последующие десятилетия в основном использовался для карантинно-пограничной охраны и обеспечения тыла южных рубежей империи. Эта задача представлялась военному и гражданскому руководству Новороссии более значимой и актуальной, чем участие малочисленного греческого подразделения в морских десантах и крупномасштабных сухопутных операциях. Рапорты и отчеты Феодосия Ревелиоти, руководившего батальоном с 1809 по 1831 гг., подтверждают правильность нашей гипотезы.

В 1830 г. Ревелиоти составил обстоятельное письмо на имя царя, изложив в нем все наиболее значимые события своей долгой военной карьеры. По его словам, в «1807 году во время бывших в Крыму военно-политических обстоятельств употреблялся в оные по препорученности адмирала маркиза Детраверси и сверх того имел в распоряжении своем все по Южному берегу Черного моря от Севастополя до города Феодосии кордоны и посты»³⁶. Действительно, с самого начала войны, управляющей Херсонской губернией, генерал-лейтенант Дюк Ришелье был серьезно обеспокоен охраной Черноморского побережья на случай возможного вторжения турок. В своем рапорте № 64 от 6 января 1807 г. на имя военного министра, он представил свои соображения, указывая, что при малочисленности Черноморского флота, насчитывавшего всего 7 кораблей с небольшим числом фрегатов (большая часть флота была направлена в Средиземное море), необходимо обеспечить оборону Крыма при помощи сухопутных войск.

В итоге по проекту генерала от инфантерии А.С. Феньша³⁷ было решено «иметь в общем сборе, отряд из 5000 человек для быстрого его передвижения к тому пункту, где окажется надобность». В состав подвижного отряда входили Эстляндский мушкетерский полк, 2 батальона Полтавского, по одному батальону 22 и 12 егерских полков и 6 гарнизонных батальонов, включая Балаклавский греческий пехотный батальон. Отряд, разделенный на две части, был размещен в Карасубазаре, рядом с административным центром управления Крыма Симферополем. Выбор Симферополя был продиктован не только потому, что в нем находились «значительные казенные суммы», а потому, что из него можно было оперативно, «в два перехода попасть к любому пункту на южном берегу Крыма или к Севастополю», чтобы соединиться с местными войсками, надзиравшими за береговой линией³⁸. Размещенные по кордонам, греки несли гарнизонную службу, выделяя в дневное и ночное время суток отдельные команды для караулов, разъездов для подвижного осмотра местности, расставляли секретные дозоры. Даже такой скептик как военный министр, генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай де Толли, в феврале 1810 г. отмечал, что «греки, содержа кордонную стражу, могут с лучшею пользою употреблены на другие предметы, более им сродные и приличные»³⁹.

Кроме гарнизонной службы, балаклавцы занимались и сугубо мирным ремеслом — «они время от времени, среди скал южного берега строили лодки и суда, для прибрежного плавания способные, до сих пор именующиеся «балаклавскими». В 1811 г. предприимчивый Ф. Ревелиоти обратился к губернатору края Ришелье с дозволением «людям сего войска заниматься кораблестроением, мореходством и торговлей», как ремеслом, к которому «они издавна охочи, подобно прочим их Архипелажским единоземцам»⁴⁰. Герцог, стимулировавший развитие «российского судостроительства», не только дал свое согласие, но и просил «поощрять между греками столь полезные предприятия»⁴¹. Есть косвенные сведения, что помимо строительства судов и рыболовства балаклавские греки, в свободное от службы время, промышляли и каботажным мореходством, перевозя различные грузы между портами Черного и Азовских морей⁴². Нередко им приходилось выступать и в роли спасателей судов, терпящих бедствии в прибрежных водах: «быстро в лодках по водам они летают здесь и там, как эллины Архипелага не сводят с моря зорких глаз — и погибавшим много раз была спасеньем их отвага»⁴³.

Устройство домов и сам быт поселян, очевидно, воспроизводил типичную среду обитания их греческих предков, выходцев с островов Архипелага и Мореи. Прямо в открытых лавках готовили пищу и продавали нехитрую снедь. В городе было чуть больше 20 лавок, исключенных от оброка с тем, чтобы доход от их коммерческой деятельности поступал на «общественные городские надобности»⁴⁶. Стоит отметить, что в начале XIX в. это был второй город в Российской империи, после Мариуполя, где население говорило исключительно на греческом языке. Балаклава, а также окрестные селения управлялись батальонным командиром Ф. Ревелиоти, отличавшегося отменным гостеприимством⁴⁷. «Вот я нахожусь теперь у заслуженного, израненного⁴⁸ начальника Балаклавы и Греческого батальона Ревелиотиса, как у себя дома; и точно так, сказывают, он всех заезжающих у себя принимает; рад служить всем, что имеет; и вся семья его старается как бы лучше угодить и чем бы лучше угостить», — так передавал свои впечатления от знакомства с Ревелиоти и его семейством Иван Муравьев-Апостол. Столичный гость оставил следующее описания дома Ревелиоти: «Чистенький веселый домик его стоит на конце города, на восточном берегу узкоустой гавани, которая будучи стеснена между двух высоких гор, сходствует более с рекою, чем с заливом морским». С южной стороны дома Ревелиоти, по словам Муравьева-Апостола, открывался изумительный вид на Генузскую башню.

В том же году еще один путешественник из Петербурга, писатель Гавриил Гераков (Гераки) посетил Крым, где остановился у Феодосия Ревелиоти, своего давнего знакомого. Еще в 1800 г. Ревелиоти, находясь по делам в столице, нередко бывал у Геракова, своего земляка, воспитанника гимназии для чужестранных единоверцев в Петербурге. В разговоре с хозяином дома Гераков затронул чувствительную тему освобождения исторической родины. Ревелиоти, по словам, Геракова, со вздохом отвечал, «все будет по-старому в Греции; только бы российский монарх восхотел двинуть часть войск своих против агарян, и мы бы увидели вскоре возродившихся Сократов, Периклов, Эпаминодов — слезы, катящиеся из огненных очей его, воспрещали продолжать — мы обнялись — и пошли обедать»⁴⁹. Это была настоящая греческая традиционная кухня: «суп еварлакия, яхни, долмадес, кефте, ангинарес, псито, кюлпасти, егурти. Товарищу моему, — как отмечал Гераков, — почти воспитанному в чужих краях и на французской кухне возросшему, понравились греческие кушанья. Фрукты и вина, все не купленное, а домашнее, и все очень хорошее»⁵⁰. Гостей угощала жена Ревелиоти, «женщина умная, из фамилии Клендо».

Чистотой и уютом отличались дома и простых солдат батальона. Олимпиада Шишкина, посетившая Балаклаву спустя 20 лет, в 1845 г., проведала жилище двух отставных солдат, чье время службы пришлось как раз на первую четверть XIX в. Ветераны батальона жили вчетвером на маленьком дворике: «у каждого особое крыльцо, около которого, по связанным веревками кольями, вьется виноград со множеством плода, теперь еще зеленого; прелестное убежище от жары, какого в наших краях не может иметь ни один богач. В верхних горницах нет потолка; прямо кровля, как и стены, хорошо выбелены; вообще все очень чисто, хотя пол и земляной. Лучшее убранство образа, пред которыми горят лампады». Шишкина отмечала демократичность балаклавских греков, набожность, что «облагораживала их движения», простоту и, одновременно, изысканность их пищи, состоящей в основном из рыбы и овощей.

Еще одной традицией балаклавцев было бережное отношение к оружию, передававшемуся из рук в руки на протяжении нескольких поколений. В 1820 г. Муравьев-Апостол описывал часового Балаклавского батальона с «длинным албанским ружьем в руках, с таковыми же саблею и висящим подле нее пистолетом». Эти же «албанские ружья», четверть века спустя, заметила Олимпиада Шишкина: «после обеда, услужливый хозяин позвал унтер-офицера Греческого батальона в полном вооружении, которое они должны иметь собственное. За плечами у него был в сумке турецкий пистолет, доставшийся от прадеда вместе с саблею, украшенною серебряною чеканкою, и он держал албанское ружье, длиннее русских, и не одинаковое с солдатскими».

Новые перемены в устройстве жизни балаклавцев произошли в 1810 г.: батальон был переведен в разряд военного поселения, особой административной единицы, подчинявшейся гражданским и военным властям. Этому решению предшествовал непростой этап аппаратной борьбы. Министр военно-сухопутных сил М.Б. Барклай де Толли, категорически настаивавший на ликвидации батальонов или их переподчинению МВД, был вынужден уступить под давлением влиятельного генерал-губернатора Новороссии герцога Ришелье⁵¹, чью позицию в конечном итоге поддержал царь⁵². На заседании Комитета министров 9 ноября 1810 г. статс-секретарь Александра I П.С. Молчанов объявил окончательную волю государя: «чтобы означенные греческие батальоны не были исключаемы из военного ведомства, но были обращены в военные поселяне»⁵³.

В 1779 году для Греческого пехотного полка были построены: 1 белое и 9 зеленых знамен, с изображениями: на одной стороне — золотого вензеля Императрицы, в зеленом венке, перевязанном, внизу, фиолетовою лентою, с надписью, золотыми буквами: «За Веру и Вольность», а на другой — золотого креста, окруженного серебряным сиянием, в виде двенадцатиконечной продолговатой звезды. В нижней половине сего сияния изображена золотом греческая надпись, одного содержания с предыдущею русскою, а выше ее поставлены четыре литеры: I. Н. Ц. I, имеющая значение (Иисус Назарянин, Царь Иудейский). Ширина знамен, по древку, и длина — 1 арш. 11 вершк.; древки темно-красные; кисти золотые; копья вызолоченные, с двуглавым орлом, в средине

Начало Русско-французской войны не принесло существенных изменений в деятельность греческого батальона, продолжавшего выполнять те же пограничные функции. В 1812 г. греки содержали кордоны по побережью Крымского полуострова — от города Севастополя до деревни Алушта на расстоянии 220 верст. По решению властей Таврической губернии, «некоторым нижним чинам» было позволено проживать в городах, однако все они, согласно донесениям своего начальства, умудрялись отбывать службу и содержать кордоны по южному берегу Крыма. Согласно месячному строевому рапорту командира батальона майора Ф. Ревелиоти от 1 февраля 1812 г., в нем, «на лицо», числились 6 штаб-офицеров, 42 обер-офицера, 88 унтер-офицеров и 297 рядовых нижних чинов (4 были отнесены в разряд «нестроевых»⁵⁴.

Структурно батальон состоял из трех рот, насчитывавших в среднем по 100 рядовых (рота «подполковничья», рота «вакантная» и рота «Васильева»). Первой командовал сам Феодосий Ревелиоти, второй — штабс-капитан Феофил Курчили, «из беломорских греков», третьей — поручик Христофор Васильев, уроженец «острова Мореи». Военнослужащие батальона располагали собственным «оружием разных калибров», а на каждого десятого человека полагалась «подъемная лошадь» для перевоза тяжестей, запасной провиант состоял из сухарей. Порох для учебных стрельб батальон получал от ахтырских артиллерийских гарнизонных рот.

Приведем краткие характеристики старших офицеров батальона. Его командир Федосий Ревелиоти, «из дворян Мореи», родился в 1766 г. в г. Триполица, историческом центре Пелопонесса. Осенью 1787 г. он поступил на русскую службу прапорщиком на знаменитое судно «Минерва» гребной флотилии, которой командовал полковник Ламбро Качони. В 1797 г. Ревелиоти был переведен в Балаклавский греческий пехотный батальон с «награждением капитанским чином», а с ноября 1809 г., после увольнения в отставку предыдущего командира, майора Христо Кирико⁵⁵, возглавил его.
Вторым по значимости среди обер-офицеров батальона значился капитан Иван Павлов сын Мина, 45 лет, «из греческих дворян города Загора». Поручиком в апреле 1789 г. он был зачислен на Средиземноморскую эскадру подполковника Ламбро Качиони, затем почти два десятилетия прослужил в Одесском греческом пехотном батальоне. В 1807 г. Мина участвовал в сражениях в Молдавии и Бессарабии, а с ноября 1807 г. по февраль 1809 г. командовал 9 лодками флотилии Галацкого отряда. В мае 1812 г. он был переведен в Балаклавский батальон⁵⁶.

Следующим по старшинству был командир роты, штабс-капитан Феофил Александров сын Курчили, 54 лет, «из беломорских греков»⁵⁷. По Высочайшему приказу он был определен поручиком в 3 Чугуевский полк, в 1788 г. Курчили принимал участии в сражениях против Оттоманской Порты в Средиземноморье под командованием генерала-майора В.С. Томары. В 1799 г. по «высочайшему повелению отставлен от службы штабс-ротмистром», а в 1801 г. переведен в Балаклавский батальон.

Аудитором батальона был титулярный советник Федот Васильев сын Курина, 39 лет, «из малороссийских старшинских детей»58. Он поступил на службу в Греческий полк сержантом-аудитором в 1790 г. В 1791 г. Курин служил на Черноморском флоте, где был в «кампаниях и сражениях». В 1804 г. он был назначен губернским секретарем, а в 1808 г. стал титулярным советником. За время долголетней службы в Балаклавском батальоне малоросс Федот Курин сроднился с греками: он не только научился говорить по-гречески и по-турецки, но и женился на гречанке Ирине Лугонской, сестре своего сослуживца — адъютанта батальона подпоручика Леонтия Лугонского. Леонтий Петров сын Лугонский, 41 лет, был из дворян Киевской губернии. Он начинал свою карьеру в гражданской службе регистратором, а в 1804 г. был определен в батальон прапорщиком59.

Нельзя не сказать о командире еще одной роты, роты «Васильева», — поручике Христофоре Васильеве, сыне Васильева, 58 лет, с «острова Мореи из греков». В службу он вступил раньше других, в 1771 г. С 1771—1773 гг. сражался в Архипелаге, в 1774—1778 гг. уже был в Крыму «при усмирении татар», затем был во флотилии на Очаковском лимане и принимал участие в штурме крепости Очаков, а также «в Польше в армии в кампаниях против Франции в сражении был»60. Добавим еще один штрих к биографии Васильева — он был отцом самого большого семейства из 8 душ. Его старший сын, Афанасий служил в том же батальоне, а дома командира роты ждали еще младшие дети — трое мальчиков и девочек61.

Определенный интерес представляют формулярные списки еще нескольких офицеров — Афанасия Манияти, Христофора Тре-глазова и Михайлы Мавромихали. Поручик Афанасий Дмитриев сын Манияти, 41 лет, провел более десяти лет в турецких тюрьмах (!). Этот уроженец «острова Мореи из греков», вступил в русскую службу рядовым в 1782 г. во Средиземноморскую флотилию, принимал участие в сражениях под командованием Ламбро Качиони 6 и 7 мая 1790 г. с турецким и алжирским флотами. Был взят турками в плен и «в оном находился по 802-й г.». В 1810 г. он снова принял участие в военных действиях, находясь в составе десантной группы Черноморского флота «при берегах анатолийских»62. Его антиподом в каком-то смысле был поручик Христофор Алексеев сын Треглазов, 55 лет, отсидевший больше года под судом «по сумнению в смертоубийстве» в 1806—1807 гг. Кроме этой сомнительной характеристики, бросавшей тень на честь офицера, стоит отметить, что Треглазов отличился при штурме крепости Очаков, за что был награжден золотым георгиевским крестом63. Младшим офицером в батальоне служил и сын его первого командира Стефана Мавромихали, прапорщик Михаил Мавромихали. В его формулярном деле записано, что Михайла Степанов сын Мавромихали, 41 года, «греческой нации полуострова Мореи из дворян». Он поступил на службу в 1788 г. унтер-офицером, в 1790 г. сражался на эскадре Ламбро Качони, затем был определен в Одесский греческий пехотный батальон, участвовал в бесславном походе Черноморского флота к Трапезунду, а в 1811 г., по предписанию дюка Ришелье, зачислен в Балаклавский батальон «сверх комплекта»64, то есть без жалования.

Важно отметить новую тенденцию в истории Балаклавского пехотного батальона, отчетливо проявившуюся к началу 1812 г.: военнослужащие-ветераны, записанные в графе «из архипелагских греков» постепенно умирали или выходили в отставку, а на их место приходило новое поколение греков, рожденных уже в Крыму. И, если среди офицерского и унтер-офицерского состава еще превалировали люди, начавшие свою службу в русской армии и во флоте еще во времена Архипелагских экспедиций в 1770—1789 гг., то уже среднее и молодое поколение было широко представлено «служительскими детьми» и «служительскими родственниками». Согласно Своду военных постановлений (статья 2693, Том II, образование военных учреждений), батальон, по мере убыли людей, комплектовался из греков, населявших Балаклаву и обращенных в военных поселян, а также их детей в порядке очередности. В виде исключения разрешалось отбывать воинскую повинность за очередника, который был обязан внести определенную плату, желающему вместо него нести службу. В военное время, все принадлежащие к составу батальона, в том числе, находившиеся в резерве, становились под ружье65.

Особенно большое пополнение личного состава произошло в период с 1809—1812 гг., когда в батальон влилось много 20—30-ти летних солдат — 95 человек. К 1812 г. они составляли примерно треть всех нижних чинов. В 1812 г., к примеру, на службу поступил рядовой Бамбука Яни Федоров, «из служительских детей», отец будущего героя Крымской войны, получившего три Георгиевских креста за воинскую отвагу, Георгия Бамбуки. Среди них были и представители других национальностей. Кроме уже упомянутого «малоросса» Курина, в списке батальона фигурирует некий Ивани Петро сын Иванов, «из молдован», женатый «на гречанке Марии»66, унтер-офицеры Алберт Ефим Егоров «из выкрещенных турок»67, и Афанасьев Манойла Афанасьев, 32 лет «из булгар»68. В то же время между военнослужащими батальона продолжал сохраняться существенный разрыв в возрасте. Так самым старым в батальоне являлся поручик Ставриян Ятрудаки, которому в 1813 г. исполнилось 79 лет (!)69, а самым молодым был 17-ти летний Илья Петров Ламбрино, из «служительских детей», поступивший на службу в июле 1811 г.70

Таблица 1. Офицеры

Звание Возрастная группа Кол-во военнослужащих капитаны 45—54 2 поручики 52—79 5 подпоручики 38—60 6 Таблица 2. Унтер-офицеры и рядовые

Звание Возрастная группа Кол-во военнослужащих Унтер-офицеры и капралы 40—70 111 18—40 16 Рядовые 50—72 124 30—50 13 17—30 130 Всего 394 В 1812—1813 гг. батальон располагался на «временных квартирах» в Симферопольском уезде на расстоянии шести верст от своей «штаб-квартиры» в Балаклаве71 в деревнях: Кадыкой, Карани, Комарах, Керменчике, Лаках и Алсу. В окрестностях этих деревень были расположены земли, выделенные в свое время балаклавцам72. Так что, в какой-то мере, они охраняли и собственное имущество. До первой половины 1812 г. греки находились в распоряжении командира 13-й пехотной дивизии генерал-майора Гангеблова, затем их перевели под контроль гражданской администрации Таврической губернии. Временная перемена субординации была связана с решением целого ряда социально-политических задач: во-первых, надзором за крымскими татарами, во-вторых, организацией карантинного оцепления во время эпидемии чумы, вспыхнувшей в Новороссии в конце 1812 г.

Отдельно стоит остановиться на эпизоде, который до сих пор в исторической литературе преподносится как «бунт» татар. В такой трактовке он возник под пером Н. Сафонова, создавшим первое полноценное описание истории Балаклавского батальона. По словам Сафонова, в 1812 г. майор Ф.Д. Ревелиоти73 с небольшим числом греков разогнал в Байдарской долине мятежных татар, «ослепленных обманчивыми и пустыми надеждами» в связи с вторжением наполеоновской армады в Россию, «многих из них предав в руки правосудия и положив конец возникшим беспорядкам»74. Сафонову вторили и другие авторы. К примеру, Олимпиада Шишкина считала, что крымские татары, «забыв благодеяния русских государей, по вражде к христианам, вздумали отложиться от России»75. Подобное толкование событий, вызывающее ассоциации о каком-то масштабном партизанском сопротивлении в тылу русских войск и соответствующих карательных акциях со стороны властей, до сих пор встречается в трудах современных исследователей. Но так ли было на самом деле? Есть все основания усомниться в версии Сафонова и его последователей.

В терминологии XIX в. любые действия, направленные на сопротивление власти, по законам, изданным еще Петром Великим, определялись как бунт и нарушение установленного социального порядка. В реальности «бунтом» было названо дело № 119 за 1813 г. канцелярии Таврического губернатора «О сопротивлении горских татар при наборе ратников в силу высочайшей воли для укомплектования Симферопольского, Феодосийского и Перекопского полков» (ныне Ф. 26 и Ф. 27 Государственного архива Крыма)76. Череда войн, следовавших одна за другой, опустошили Таврическую губернию. Край обезлюдел, торговля практически прекратилась, коммуникации из-за эпидемии чумы с остальной частью России были нарушены. В этих условиях объявленный властями дополнительный набор ратников для доукомплектования четырех конных татарских полков, вызвал серьезное социальное напряжение в наиболее зажиточных татарских волостях Симферопольского уезда — Актачинской, Мохолдурской и Чоргунской.77 Ситуация усугубилась еще и тем, что добровольно-принудительный набор был объявлен посреди сезона сбора урожая в губернии, пережившей несколько неурожайных лет, крайне холодную зиму и засушливое лето78.

Подчеркнем, что татары были основной тягловой силой экономики Таврической губернии. Кроме бремени текущих налогов и податей, они выставляли ратников, оплачивали содержание почт и карантинов, отбывали земские повинности, несли караулы, предоставляли квартиры и топливо для проходящих войск, неоднократно жертвовали денежные средства для ополчения. Татары справедливо негодовали, что «в прошлом году они принесли государю большое денежное пожертвование, а крымское дворянство, не следуя им в этом случае, вместо денежного пожертвования, предоставило лишь себя для защиты России», но государь своим манифестом исключил Таврическую губернию от формирования ратников. Под круговой порукой татары поклялись «ни в каком случае не давать ратников, хотя бы пришли к ним войска», усматривая в действиях местных властей самоуправство и желание выслужиться перед Петербургом79. 7 июня 1813 г. через своих выборных они подали петицию губернатору Бороздину, в которой, указывая на свое бедственное положение, просили освободить их от сбора ратников80. Два человека, явившиеся к губернатору с посланием, были посажены им в тюрьму.

Попытки Бороздина лично и через мусульманское духовенство увещевать татар не дали желаемого результата, а наоборот, вызвали обратную реакцию. «Бунтовщики дошли до такого буйства, — указывал А.М. Бороздин в своем рапорте на имя Ришелье, — что угрожали жечь дома тех, кто не явится в их скопище»81. В качестве превентивных мер, чтобы «предупредить распространение этого зла со стороны этих весьма опасных людей», губернатор срочно вытребовал из Севастополя войска. В этой полицейской операции приняли участие один батальон 4-го морского полка, несколько рот Галицкого пехотного полка, рота Балаклавского греческого батальона и казаки Черноморского войска. Шесть рот морского полка вместе с двумя ротами Галицкого, переправившись через Северную бухту, пошли маршем на Бахчисарай, а «остальные две роты с присоединением албанцев из Балаклавы — мимо Чоргуна, деревни Шулю, Каралез и Буюк-Сюрен, тоже к Бахчисараю»82.

Таким образом, район волнений — Бахчисарай и Байдарская долина — были окружены. Принятые решительные меры и, главное, быстрый приход войск охладили пыл татар. Уже к началу июня Бороздин доносил Ришелье, что «неприятная сия история кончилась успешно», а главные зачинщики неповиновения (14 человек) были отправлены в Симферополь в тюрьму83. Остальные участники дела находились по месту жительства под надзором. Все они были амнистированы в 1814 г. в силу «высочайшего манифеста». О малозначительности этого эпизода для боевой истории Балаклавского греческого пехотного батальона говорит и отсутствие упоминания о нем в формулярных делах Ревелиоти и других военнослужащих батальона за 1813—1816 гг.

Кроме «усмирения» татар, Балаклавский греческий батальон оказал действительно важную услугу во время вспыхнувшей в 1812 г. вспышки чумы, содержа в исправности протяженную цепь карантинных кордонов от Севастополя до Судака «на расстоянии 218 верст». Организация и проведение мероприятий по предупреждению и ликвидации чумы стала самой главной задачей для герцога Ришелье, обратившего «весь край в целый ряд строгих карантинов»84. Тем более, «по общему недостатку в войсках», выполнение подобной задачи было «сопряжено с большими затруднениями».85 О том, что карантинная служба была не из легких, свидетельствует рапорт Ф. Ревелиоти от 6 июля 1813 г. в инспекторский департамент Военного министерства, в котором он объяснял задержку со своевременным представлением регулярных данных о батальоне за 1812 год ссылкой на сложные «карантинные обстоятельства в Крыму».86 Только за 1812 г. от различных болезней умерло 13 военнослужащих батальона, а один из солдат во время дежурства, сорвался в пропасть и погиб в районе Камышовой бухты.87 В целом же 1813 г., по выражению Сафонова, первого летописца Балаклавского батальона, прошел спокойно88.

26 апреля 1814 г. с разрешения военного министра структура батальона была доведена до четырех рот. В ее состав поступили, «как прежние выходцы из Архипелага, так и другие греки, приписавшиеся к батальону». Как представляется, это решение было принято вовсе не из-за «недостатка нижних чинов» в батальоне. В нем числилось достаточное количество сверхкомплектных офицеров, унтер-офицеров и нижних чинов. А с 1806 г., как мы показали, начался плановый процесс обновления и ротации личного состава. Увольняли в отставку по представлению батальонного командира по предписанию Инспекторского департамента военного министерства, а зачисляли «на место уволенных и исключенных из батальона того же числа в отставку нижних чинов». Так, 1 января 1814 г. в батальон прибыло 38 человек: 1 подпоручик (Аргирий Дракопуло) и 37 рядовых, а убыло 45 унтер-офицеров и 25 рядовых89. В следующем, 1815 г., список Балаклавского Греческого пехотного батальона пополнился еще 3 офицерами и 25 рядовыми, а убыло 5 унтер-офицеров и 14 рядовых90.

Основная причина формирования четвертой роты, как мы полагаем, была связана с попыткой военных и гражданских властей Новороссии решить судьбу одесских греков. Еще в 1806 г. дюк Ришелье полагал «лучшим и полезным» присоединить Одесский батальон к Балаклавскому, но с началом активной фазы Русско-турецкой войны, в которой участвовали одесситы, этот вопрос отошел на задний план. К 1814 г. ситуация с Одесским греческим пехотным батальоном обострилась. За семь лет службы на Дунайской флотилии при крепости Килии, где военнослужащие батальона тянули лямку на брандвахтенных постах, его численность сократилась вдвое. Вынужденное бездействие и плохие климатические условия (болотистая местность т.п.) оказывали деморализующее воздействие на нижних чинов. Только за год в Измаильском морском лазарете от «горячки, цынготной, венерической» болезней умерло 9 рядовых и унтер-офицеров, участились и случаи дезертирства: с февраля 1813 по август 1813 г. из батальона сбежало 14 человек, а в первой половине 1814 г. еще два унтер-офицера91.

Батальон таял на глазах. От 165 нижних чинов, состоящих на службе в 1807 г., в 1814 г. осталось только 39 унтер-офицеров и 41 рядовой. Таким образом, на одного офицера приходилось всего два рядовых. Понимая неизбежность распада этой воинской части, герцог Ришелье инициировал перевод в Балаклаву наиболее дееспособных офицеров. Например, в 1813 г. в Балаклавский пехотный батальон по его решению были переведены подпоручик Дмитрий Егоров, «из греческой нации города Константинополя», выпускник Корпуса чужестранных единоверцев и его сослуживцы подпоручики Афанасий Маларов и Михайла Мавромихали92. Логическим завершением этого процесса стал указ об окончательном расформировании Одесского греческого пехотного батальона в 1819 г. (по причине того, что «имея весьма малое количество нижних чинов, не приносит для службы никакой пользы») и присоединении его бывших военнослужащих к Балаклавскому пехотному батальону93.

Еще одной вехой в истории Балаклавского батальона в первой четверти XIX в. стал приезд в Крым, в 1818 г. императора Александра I. Новый начальник Новороссийского края граф Ланжерон представил записку о нуждах батальона. С самим батальоном царь непосредственно ознакомился в Бахчисарае, где бравые балаклавцы содержали караулы. Вскоре последовал Высочайший указ на имя начальника Главного штаба, генерал-адъютанта князя Волконского, в котором предписывалось улучшить содержание батальона «во внимание, с одной стороны, к военным заслугам, коими батальон сей издавна отличается, а, с другой, к той пользе, которую он приносит, содержа постоянно по берегу Черного моря кордонную стражу на значащем пространстве Крымского полуострова»94. Грекам были отведены дополнительные 14,512 десятин земли, повышено жалование штаб- и обер-офицерам, установлено содержание вдовам и малолетним детям умерших военнослужащих, учреждено отделение Военно-сиротской школы для детей офицеров и нижних чинов. Кроме того, царь разрешил грекам заниматься коммерцией.

С этого момента, по словам С. Сафонова, Балаклавский батальон получил свое «законченное устройство и соответствующее назначение».

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D0%B8

Столица Аркадии – Триполи. Город богат красивыми неоклассическими зданиями, например, дом поэта Косты Кариотакиса и здание Суда на площади Марса. Также советуем посетить византийскую церковь Святого Василия — кафедральный собор города, и монастырь Богородицы Эпано Хрепы. В городе также есть Археологический музей.

Столица области Триполи окружена множеством деревушек и селений с богатой историей и традициями. Например, античный город Тегея, где сохранился древний храм, в котором находилась статуя богини Афины из слоновой кости, почти полностью утраченная сегодня. Также в Тегее есть Археологический музей и церковь Эпископи, построенная на месте античного театра.

Еще один город в области, достойный внимания – Леонидион, расположенный в зеленой долине на берегу реки Дафнон. Здесь регулярно проводятся фестивали и бурно отмечаются местные праздники, а к востоку долина превращается в морское побережье. Самыми известными местными пляжами являются Плака и Лако, хотя есть и масса других. В Плаке есть очень красивый старый порт, к тому же здесь можно арендовать велосипеды, погулять до утра в местных тавернах или отправиться в круиз по окрестностям. Лако – тоже песчаный пляж, однако куда более «урбанизованный» — здесь есть лежаки, зонты и прибрежные кафе. С пляжа Лако виден остров Спеце, на который можно прокатиться на катере. Еще один известный остров рядом с Леонидионом – Идра с небольшими дикими пляжами в окружении скал.

Крупными курортами в Аркадии являются также Паралио-Астрос, на берегу которого работает школа парусного спорта для детей и взрослых, и пляж Каллисто — песчаный пляж в тени апельсиновых и оливковых рощ. Здесь хорошо развит туризм – есть все удобства, можно арендовать машину, мотоцикл, велосипед, заказать номер в отеле, воспользоваться услугами бизнес-центра и аниматоров. Каллисто — единственный пляж Аркадии, удостоенный «Голубого флага».

Еще два пляжа, расположенных по близости – Тирос и Тигани. Тигани пользуется популярностью у любителей позагорать топлес, а еще отсюда рукой подать до Пещеры Влюбленных, куда можно добраться на лодке.

Область Аркадия славится не только красивыми пляжами, но и разнообразными культурными программами и фестивалями. Так, например, ежегодно в сентябре с большой пышностью отмечается день освобождения Триполи от турков, а в местечке Леондари в начале августа проходит фестиваль Фаласйотика. В Тропеа и Визики в крепости Акова тоже проходит ежегодный летний фестиваль с шумными народными гуляниями.

Мессиния - к сожалению, малоизвестная туристам область Пелопоннеса. Путешествуя по Мессинии, можно увидеть руины древнего акрополя, средневековые замки Метони, Корони и византийские церкви. В 740 г. до н.э. спартанцы, желая захватить земли древней Мессинии, начали первую из многочисленных Мессинских войн, которые продлились 300 лет и закончились в 460 г. до н.э. победой Спарты. Мессиния очаровывает и своей природой: теплый климат, зеленые пейзажи, море с широким песчаным берегом, традиционные деревушки. Каламата - столица и главный порт области Мессиния. Над городом возвышается замок XIII века. От замка вниз начинается старый город, в котором можно увидеть много византийских церквей. В одной из самой старой и известной церкви Святых Апостолов, 23 марта 1821 г. было декларировано начало греческой революции против турецкого владычества. Каждое лето в амфитеатре старого замка проводят спектакли и концерты.

Область Илия, одна из самых зеленых в Греции, расположена на западе Пелопоннеса. Как и на всем Пелопоннесе, здесь можно найти живописную природу, древние храмы и византийские монастыри и замки. В этой области расположена знаменитая Олимпия. Древняя Олимпия лежит в тени эвкалиптов и пиний недалеко от нового городка Олимпия. В 776 году до нэ здесь состоялись первые олимпийские игры. В центре священной рощи Альтис высились храмы Зевса и Геры. В храме Зевса проводились чествования победителей Олимпийских игр. От храмов дорога ведет к арке входа на Олимпийский стадион.

В древние времена ахайцы переселились из Арголиды в этот регион и основали несколько городов. После создания Ахайской Конфедерации в 280 г. до н.э., Ахайя стала играть одну из важнейших ролей в Древней Элладе; в 146 г. до н.э. она пала перед римлянами. Христианство здесь приняли раньше всей остальной Греции. Одно время Ахайя была венецианской колонией и стала независимой в 1828 г. Природа Ахайи очень живописна, сердцем этой области считаются горы. В Калаврите находиться второй по величине горнолыжный центр Греции. Патры являются воротами Греции в Европу, в его порту швартуются паромы из Италии.